Закавказская активизация
Военно-политический кризис, расколовший в этом году Украину, можно назвать триггером целого ряда международных процессов, потенциал для осуществления которых накапливался годами.
Речь идет и о кардинальном изменении формата диалога Москвы с западными странами, и о возникновении новых стимулов для развития евразийской интеграции. Многие последствия произошедших событий удастся объективно оценить только по прошествии времени, но их отправные точки очевидны уже сегодня. В частности, немалый эффект революционный переворот и военные действия на Украине оказали на ситуацию в Закавказье, где давно возникли предпосылки для построения новой системы региональной безопасности.
Определенный вклад в обозначение ее контуров внесла смена власти в Республике Абхазия, которая совершенно недальновидно была обойдена вниманием большинством зарубежных наблюдателей. Между тем сухумский кризис стал непосредственным следствием киевского, напрямую отразив существующий в регионе запрос на перемены, в том числе геополитического характера. В некоторых российских и украинских СМИ в разгар выступлений против Александра Анкваба можно было встретить абсолютно натянутое сравнение этих протестов с выступлениями на майдане.
В реальности абхазская оппозиция, пришедшая в результате досрочных выборов к власти, скорее, руководствовалась соображениями, схожими с мотивами крымчан и донбасских ополченцев, и укоренившейся в непреходящем состоянии противостояния всего общества внешней угрозе. Своевременно отразить чаяния населения страны и повлиять на общую расстановку сил в ближнем Закавказье призван внесенный 13 октября в республиканский парламент проект Договора о союзничестве и интеграции с РФ. Результатом появления этого документа на данном этапе должно стать не только максимальное укрепление двусторонних связей, но и демонстрация западным странам решимости Москвы до конца противостоять попыткам внести дисбаланс в региональные процессы.
Сформировавшийся еще в 90-е годы курс США и стран НАТО на изменение статус-кво на Южном Кавказе, с энтузиазмом поддержанный частью грузинских, азербайджанских и даже армянских элит, вызвал немалую тревогу у стран и народов, включая абхазов, заботившихся о сохранении своей идентичности и удовлетворенных лидирующей ролью РФ в закавказской политике. Существовавшая после поражения партии Михаила Саакашвили надежда на более реалистичный и прагматичный курс нового руководства Грузии, являющейся основным проводником евро-атлантических идей в Закавказье, оказалась ложной.
Да, в области риторики Ираклий Гарибашвили и Георгий Маргвелашвили проявляют себя куда более грамотными и аккуратными дипломатами, нежели опальный лидер «революции роз», однако их программные установки на интеграцию страны в Североатлантический Альянс в целом не отличаются от прежних намерений Тбилиси. Накануне Ньюпортского саммита грузинский премьер подобно своим предшественникам декларировал стремление к скорейшему вступлению в НАТО; на днях были завершены приготовления к размещению на территории страны натовского учебно-тренировочного центра; одновременно министр обороны Ираклий Аласания в начале октября заявил, что Россия представляет угрозу для всего региона.
По сути, именно опасения относительно стремления Грузии при поддержке Вашингтона и Брюсселя вернуться в будущем к идее силовой реинтеграции с отделившимися от нее республиками вызвали в Абхазии всплеск политической активности. Недаром одно из ключевых обвинений в адрес Анкваба заключалось в создании им условий для дестабилизации республики извне — посредством выдачи в массовом порядке паспортов грузинскому населению. Немалое внимание в последовавшей предвыборной дискуссии уделялось и неспособности прежнего руководства вывести на новый уровень диалог с Москвой и модернизировать его юридические основы. Неудивительно, что сразу после избрания Рауль Хаджимба в разговоре с Владимиром Путиным подчеркнул необходимость заключения нового договора с Россией, активная работа над которым продолжалась в течение последующих полутора месяцев.
Поддержали эту идею и в Южной Осетии, представители руководства которой в кулуарах высказались за создание тремя государствами военно-политического блока, способного противостоять региональной активности НАТО и симпатизирующих Альянсу политических сил.
Разумеется, в краткосрочной перспективе не стоит опасаться некой агрессии Грузии в отношении вышедших из ее состава образований: недавние заявления Марвелашвили о стремлении Тбилиси к мирному возвращению республик в состав страны, по большей части, отражают понимание президентом и другими грузинскими политиками неизбежности разгромного поражения их армии от российских вооруженных сил в случае любых попыток спровоцировать повторный конфликт.
Однако отказ Грузии от принятия на себя обязательств неприменения силы, в очередной раз зафиксированный в ходе последних консультаций в Женеве, заставляет Сухум и Цхинвал действовать в условиях перманентно нависающей угрозы силового вмешательства. Учитывая свойственную грузинским политическим процессам турбулентность, нельзя полностью отвергать вероятность возвращения к власти идейных единомышленников Саакашвили, сохраняющих некоторое влияние в парламенте и пользующихся поддержкой определенного процента избирателей (а также симпатиями многих видных представителей американского и европейского истеблишмента). Есть апологеты более жесткого курса и в нынешнем кабинете министров; в частности, к ним можно отнести упоминавшегося Аласания, который при предыдущем президенте занимал пост «главы правительства Абхазии в изгнании» и эмоционально защищал вторжение в Южную Осетию в стенах ООН. Не исключено, что у него, как и у многих политиков, примкнувших из тактических соображений к «Грузинской мечте» Бидзины Иванишвили, могут сохраниться собственные амбиции и устремления, отличающиеся от относительно примирительной (по крайней мере, на словах) линии действующих руководителей государства, на конфликте между которыми, к слову, сторонники обострения также могут результативно спекулировать.
Одним из следствий украинского кризиса стал рост осознания Россией того факта, что на постсоветском пространстве по-прежнему существуют силы, готовые на крайние меры и вооруженные авантюры, включая применение армии против собственного населения, ради навязывания несогласным идей евро-атлантической интеграции в их наиболее радикальном виде. Поэтому и при обсуждении будущих проблем безопасности Южного Кавказа нельзя списывать со счетов ни один из сценариев развития событий, включая наиболее негативные. Даже если (как это было в годы президентства Анкваба) те или иные представители местных элит будут пытаться проигнорировать существующие угрозы, о них напомнит гражданское общество, пристально следящее за деятельностью избранных руководителей.
Приведшая к появлению проекта российско-абхазского договора дискуссия о том, как должна выглядеть обозначенная система безопасности, в течение многих месяцев концентрировалась прежде всего в Сухуме, причем властям Абхазии в рамках этого обсуждения отводилась роль его инициаторов и вдохновителей. При их поддержке в сентябре был организован масштабный круглый стол «Российско-абхазские отношения: контуры нового уровня интеграции», в ходе которого ведущие эксперты и высшие правительственные чиновники обменялись мнениями о том, какие направления интеграции на данном этапе являются основополагающими. Как в ходе этого мероприятия, так и в рамках развернувшихся летом предвыборных дебатов на первый план неизменно выходила проблема охраны границы республики с Грузией.
Нельзя не признать, что говорить о каком-либо контуре безопасности в условиях, когда грузино-абхазский рубеж не является полностью перекрытым и оснащенным (к чему Сухум все более активно призывает российская сторона) достаточно трудно. Возможно, республике следует завершить процесс односторонней делимитации и демаркации пограничной линии, что с точки зрения международного права может не являться оптимальным решением, но, по крайней мере, позволит ей внести весомый вклад в отстаивание национального суверенитета.
Находится в повестке дня и вопрос о создании коллективных вооруженных сил, подчиняющихся единому командованию — об этом в августе прямо заявлял сам Рауль Хаджимба, и его инициатива нашла в тексте обнародованного документа свое прямое воплощение. Соответствующая мера, бесспорно, позволит как модернизировать оборонную отрасль Абхазии, так и юридически закрепить роль России в качестве гаранта ее безопасности.
Разумеется, ограничиваться одним подобным шагом не стоит, и для заведомого закрепления его результатов сторонам следует пойти на структурные реформы совместного управления пограничными войсками (что также предусматривается проектом договора), наладить более тесную координацию органов внутренних дел (в частности, речь идет о создании их Совместного координационного центра), а в перспективе — объединить усилия в области разведки и контрразведки. Расчет на приведение взаимодействия в соответствующих сферах к единому высокому стандарту позволил включить в документ положение, аналогичное четвертому пункту Договора о коллективной безопасности, предусматривающему совместный ответ стран ОДКБ на агрессию против любой из них.
Очевидно, что указание на готовность к коллективной обороне останется в силе и в случае создания трехстороннего блока с участием Южной Осетии, таким образом компенсировав невозможность принятия двух частично признанных республик в состав ОДКБ в ближайшем будущем.
Немаловажное значение имеет и внутриполитический фактор: Россия прямо заинтересована в отсутствии разногласий по принципиальным вопросам интеграции в рядах политиков дружественных республик. Если в Абхазии в результате смены власти, судя по всему, общество начинает обретать некое совокупное видение формата диалога с Москвой, то в Южной Осетии все еще наличествуют внутриэлитные противоречия, результатом которых является и проявляющаяся во внешней политике неопределенность.
Например, периодически звучащие со стороны некоторых партий и парламента республики призывы к России принять ее в свой состав показывают, насколько размытым и неоформившимся остается представление части местного истеблишмента о перспективах югоосетинской государственности. Именно поэтому Цхинвал выстраивает сегодняшний диалог по вопросу определения новых рамок отношений с Россией, в отличие от Сухума, в непубличном режиме.
В конечном счете следует понимать, что проявившийся в республиках запрос на укрепление основ безопасности касается не только отношений с Грузией, но и целого комплекса вопросов. Более активное вовлечение России в регулирование этой сферы позволит решить накопившиеся проблемы, среди которых — функционирование существующих с 90-х годов каналов контрабанды, высокий уровень коррупции и сохранение устойчивых позиций криминальными группами, отсутствие многих критически важных элементов национальной инфраструктуры.
Принципиально важно, что в проекте двустороннего договора с предоставлением гарантий безопасности абхазской стороне, по сути, увязывается развитие взаимодействия по экономико-социальной линии. Усиление государственных институтов в Абхазии и Южной Осетии может вновь актуализировать тему расширения их международного признания, если не де-юре, то, по крайней мере, де-факто. По мере повышения эффективности республиканских органов власти Грузия будет вынуждена пересматривать свое отношение к диалогу с ними и постепенно отказываться от становящегося все более архаичным стремления к воссоединению, которое уступит место признанию прочно укоренившихся реалий.
Наконец, важную геополитическую победу одержит и Россия, для которой контур безопасности в ближнем Закавказье превратится в надежный инструмент по ограничению стремления НАТО к региональному доминированию. Закрепление посредством уверенных и активных шагов обновленного баланса сил в итоге устранит существующие очаги напряжения в диалоге Москвы с Тбилиси и Брюсселем, приведя его к более прагматичным основам многостороннего сотрудничества.
Так как Североатлантический Альянс, оставаясь верным принципу «открытых дверей», отказывается давать гарантии нерасширения на юго-восток, только целенаправленное закрепление Россией достигнутых в прошлые годы результатов в деле отстаивания своих интересов позволит окончательно утвердить существующее положение дел. Именно на Южном Кавказе обновленный внешнеполитический курс, уже продемонстрировавший свою эффективность на украинском направлении, должен обрести новое практическое воплощение.
Ведущий аналитик Центра политической конъюнктуры России Антон Гришанов специально для «Актуальных комментариев»
