Приключения кота Твикса, или новая российская идеология

Путин навстречу Попперу 

В своей известной книге «Открытое общество и его враги» (1945), которую британский философ Карл Поппер (1902-1994) писал во время Второй мировой войны в Новой Зеландии и которая посвящена истокам и концепциям тоталитарного управления обществом — от Платона до Маркса — есть такое замечание: «Свобода сама себя упраздняет, если она не ограничена. Неограниченная свобода означает, что сильный человек способен запугать того, кто слабее, и лишить его свободы. Именно поэтому мы требуем такого ограничения свободы государством, при котором свобода каждого человека защищена законом. Никто не должен жить за счет милосердия других, все должны иметь право на защиту со стороны государства» (К. Поппер, Открытое общество и его враги, М.: Культурная инициатива, 1992. Т. 2. С. 145, выделено автором). 

В этой, бесспорно здравой, мысли скрыт парадокс, не ускользнувший от Поппера. Свобода должна быть, она дается каждому как его естественное и неотъемлемое право qua homo, но она не может быть неограниченной, так как в противном случае свобода теряет всякий смысл. Иначе говоря, у свободы должен быть субъект, осознающий ее ограниченность, то есть включающий в эту свою свободу других. Здесь у Поппера очевидная отсылка к Канту, также рассматривающего в качестве ограничительного принципа личной свободы право других быть свободными. И одна из самых серьезных претензий Поппера к Марксу, которую мы находим на страницах его книги, заключается в том, что родоначальник «научного коммунизма», предоставив детальный анализ принципов общественного функционирования, по сути дела вывел за скобки политику как инструмент влияния и изменений в социуме. В теории Маркса, отмечает Поппер, «политика на самом деле бессильна. Она никогда не может коренным образом изменить экономическую реальность <...> Говоря другими словами, политическая деятельность либо носит поверхностный характер <...> либо она выражает изменения в экономическом базисе и классовой ситуации» (С. 139, выделено автором).

Следовательно, согласно Попперу, книга которого сильно повлияла на западную политическую мысль, в первую очередь на непримиримых противников бывшего СССР и отчасти — тех из них, кто еще жив и сегодня являются определителями западной модели социальной инженерии — современной России, как минимум в ее путинском измерении, политика, и только она, должна превалировать во всех отношениях, как внутри отдельного социума, так и в межгосударственных отношениях. Насилие, которое Поппер допускает только в одном единственном случае — при угрозе демократии, должно быть вынесено за скобки и никогда не применяться в отношении граждан. Политику он видит скорее как научную гипотезу, которая должна доказывать свою эффективность на практике и, если этого не происходит, сменяться другой политикой, более действенной и современной. Словом, фундаментальная идея попперовской книги состоит в том, чтобы вернуть политике ее первостепенное значение в урегулировании любых общественных конфликтов, значение, отобранное у нее Марксом ради своей концепции истории и той новой формы эсхатологии (религии), в качестве которой марксизм стал восприниматься, не всегда даже осознанно, начиная с конца XIX века.

Путин на встрече с Карлсоном

В интервью американскому журналисту Такеру Карлсону президент Владимир Путин предстал как тотальный политик, причем именно в попперовском смысле. Он озвучил несколько основных тезисов, которые, к слову, учитывая контекст интервью, можно воспринять как элементы его предвыборной программы, как минимум по внешнеполитическим вопросам.

Тезис первый: мы были и остаемся сторонниками переговоров. Стратегия России — это стратегия обсуждать и договариваться по любым спорным моментам, включая прежде всего конфликт на Украине. В самом начале СВО в Турции переговорный процесс, подчеркнул Путин, был близок к успеху и необходимые договоренности могли быть вполне достигнуты, если бы руководители Украины и ее переговорщики обладали большей степенью самостоятельности. В дело вмешался британский экс-премьер Борис Джонсон, убедивший украинцев не заниматься политикой, а продолжать воевать с русскими и отбить свои территории с помощью оружия. Британия их в этом поддержит. 

Что и произошло. Британия, надо признать, в этом смысле сдержала слово, в первую фазу войны ее милитаристский настрой значительно превосходил ближайших европейских партнеров — Германию с тогда сильно колебавшимся Шольцем и Францию с Макроном, метавшимся между звонками большим игрокам, и то ли делавшего вид, то ли на самом деле пытавшегося вставить свои «пять копеек Шумпетера», сыграв роль политического предпринимателя. Австрийский экономист Йозеф Шумпетер, который является для французского президента безоговорочным ориентиром, рассматривал предпринимателя как субъекта нестандартных действий, вносящего тем самым необходимую турбулентность в рутину. Так или иначе, с Шумпетером или без него, но роль европейских акторов в принятии решений в этом конфликте была и остается минимальной. Они — не «предприниматели», а закладчики, дропперы (droppers), передающие товар от хозяина к заказчику. 

Тезис второй: Россия всегда стремилась к дружеским или, как минимум партнерским отношениям с Западом. В ходе интервью Путин рассказал историю, как во время встречи с бывшим президентом США Клинтоном он задал ему прямой вопрос: как бы он отнесся, если бы Россия стала членом НАТО? Клинтон назвал это интересной идеей и пообещал обмозговать, но в тот же вечер за ужином сказал, что идею надо отложить до лучших времен. Карлсон спросил: почувствовал ли Путин тогда себя обиженным или оскорбленным, на что президент РФ ответил: «нет, это констатация факта». Впрочем, резонно предположить, что это исторический факт сегодня, в феврале 2024 года. Тогда такой едва ли вежливый отказ наверняка звучал если не откровенным пренебрежением к еще не вошедшей в мировую лигу стране, то точно не как разговор между равными. Во время подобных встреч Путин, да и любой другой на его месте, должен был почувствовать себя скорее котом Твиксом, попавшим в спальный вагон поезда.

Мне уже приходилось писать о том, что именно такое отношение к России периода Ельцина привело к мюнхенской речи Путина в 2007 году ( «Эхо большого взрыва»). Внимание: речь не идет о ресентименте, которым многие западные аналитики объяснят это знаменитое выступление. Мюнхен 2007-го — это переход к политическому языку, на котором разговаривает Запад, попытка выставить границы (по Канту и Попперу) неограниченной политической свободе западным игрокам. Именно с этого момента, когда Путин начал играть по правилам западных государств, в первую очередь США, он сразу перестал быть «западным» политиком, превратившись в субъекта российской угрозы. 

Этот парадокс заложен в самой модели политического функционирования современных западных государств, самого политического сознания: всякая попытка иных, исторически не маркированных как западные, акторов примерить на себя западную культурную и политическую идентичность, начать играть по этим правилам, т. е. в первую очередь очертить границы своей свободы по отношению к свободе другого, тут же превращает этих акторов в изгоев или, в лучшем случае, в клиентов, но никогда в полноценных граждан ойкумены.
 
В этом плане современный Запад — прямой наследник греческого полисного мировоззрения, когда политически полноценными гражданами рассматривались исключительно греки — жители полисов, а все остальные, кем бы они ни были, назывались «варварами». Варвар — это человек, который не может думать как грек, чувствовать как грек, воспринимать себя как грек, это тот, кто, вне зависимости от его ума и прочих заслуг, остается всегда чужим. К чужому не применимы греческие моральные стандарты, и, что очень важно, у чужого нет и не может быть арете́ (ἀρετή) — «добродетели, превосходства» в любых его проявлениях. Политическая арете Запада, с его точки зрения, заключается в том, что он может выставлять границы свободы, в первую очередь свободы политической, исключительно по своему усмотрению, и у него есть исключительное право на применение силы в отношении любого, кто с этим не согласен.

Тезис третий: СВО — это не начало войны на Украине, а способ ее закончить. Путин остановился на этом вопросе неоднократно. По его словам, война на Украине началась в 2014 году, когда был совершен госпереворот. Экс-президент Янукович, который, как считает Путин, пошел на уступки и соглашения с Западом, был насильственно отстранен от власти (что являлось бессмысленным действием, так как шансов выиграть следующие выборы у него не было), и началось переформатирование страны в военный лагерь. 

Минские соглашения, напомнил в интервью президент РФ, имея в виду относительно недавние откровения Ангелы Меркель, никто соблюдать не собирался. В качестве триггера начать СВО Путин назвал заявление Владимира Зеленского о необходимости вступления Украины в НАТО и пренебрежение Будапештским меморандумом, по которому Украина, ранее, в 1992 году подписавшая вместе с Россией, США и рядом других стран Лиссабонский протокол — дополнение к соглашениям по СНВ-1, и de facto должна была оставаться страной без ядерного оружия. При этом годом позже американский политолог Джон Миршаймер, ныне критикующий политику Белого дома в отношении Украины и выступающий чуть ли не как диссидент, писал, что Украина должна иметь ядерное оружие на случай войны с Россией. Иначе говоря, Миршаймер тогда предлагал сделать из Украины натовскую ядерную базу без формального ее членства в Альянсе. 

Такер Карлсон и Тейлор Свифт 

Резонно предположить, что у этого интервью есть и иное, внутриполитическое измерение. Карлсон, не важно, как к нему относиться — как к журналисту, блогеру, шоумену, политику или все вместе — своим приездом в Россию проголосовал за Трампа еще до официальной номинации последнего кандидатом в президенты. Путин, который несколько раз повторил, что для него и сегодня политическое решение украинского конфликта предпочтительнее военных действий, по сути дела обратился к американским избирателям: изберите того, кто готов поменять войну на политику. 

Интересно и другое, грядущая президентская кампания в США приобретает все черты схватки медиумов. Карлсон, защитник традиционных ценностей, Америки без иммигрантов и прочих правых стандартов, противостоит Тейлор Свифт, сегодняшней наиболее популярной американской певице, открыто поддерживающей демократов. Свифт — это что-то вроде женского аватара Гарри Поттера, она продала 200 млн пластинок по миру и считается самой прослушиваемой певицей на платформе Spotify. Певица дружит с бывшей первой леди Мишель Обамой и поддерживает имидж «своей девчонки», регулярно общаясь с поклонниками в социальных сетях. Политически Свифт — полная противоположность Карлсону: называет себя феминистской, отстаивает права на аборт, выступает против сексуальных домогательств, поддерживает ЛГБТ-сообщества*, жертвует деньги GLAAD («Альянс геев и лесбиянок против диффамации»)* и — естественно — терпеть не может Трампа. В СМИ неоднократно обсуждались попытки демпартии сделать Свифт своим лицом и убедить ее выступить с призывом проголосовать за Байдена. 

Не нужно переоценивать влияние подобных медиумов, как Карлсон и Свифт, на Realpolitik, но при этом их роль нельзя не учитывать. Если в известной степени мы живем в метаполитическую эпоху — эпоху потери политикой своей функции «общественного договора», — когда на политические решения и электоральный выбор людей влияет эстетика идолов (в самом широком смысле), то приезд Карлсона в Москву надо воспринимать в той же оптике, что и очередной хит Свифт. А именно — как наступательная культурная политика Америки. 

Но в рамках этого американского НКП Путин сыграл по максимуму. Можно соглашаться с ним или не соглашаться с его анализом последних событий и актуальной ситуации в мире, кто-то может сказать, что в интервью не прозвучало ничего принципиально нового (однако следует помнить, что оно в первую очередь адресовано американской аудитории), но его самый важный аспект, с моей точки зрения, заключается в следующем: как бы солидаризируясь с Поппером, Путин четко оговорил: несмотря на всю прежнюю риторику, особенно последнего «Мюнхена», где собирались руководители европейских государств, поместивших Россию в зону «варварства», если использовать греческий термин, вопреки всем нынешним конфликтам интересов, экономической войне, в том числе взрывам Nord Stream-1, Россия остается политическим игроком западного образца и с ней необходимо говорить, учитывая этот ее статус. 

Политическое важнее всего, и это измерение не может быть заменено никаким иным. Отсюда возможен и даже желателен вектор в сторону переговоров о мире по Украине, для которого США, если суммировать, должны признать за Россией ее политическую субъектность, т. е. право осуществлять свою свободу за счет некоторого разумного ограничения свободы другого. Конкретно, речь в первую очередь идет об обещаниях 1991 года не расширять НАТО на Восток.

Милосердие как идеология 

Политическое измерение, в котором президент представил Россию и свое видение современной ситуации, может быть, несомненно, проинтерпретировано с разных точек зрения. Одна из них — это идеологическая. Если для России в международных делах политика важнее силы, и применение насилия является вынужденной мерой, когда политика по тем или иным причинам потерпела фиаско, то в плане идеологии это означает призыв к пересмотру понятия свободы и свободного действия. Не важно, говорим ли мы о государстве как максимальном субъекте свободы или об отдельной личности. Если речь идет о государстве, то оно должно действовать так, чтобы реализация его свободы становилось причиной свободы остальных. В международных делах это можно назвать «принципом аксиологической полноты» (axiological completeness principle, или, более простым языком, «принципом кота Твикса»), когда встречающиеся на одном поле — культурном, политическом и т. п. — игроки действуют таким образом, чтобы все участники смогли по максимуму реализовать свои цели, исходя из своих ценностных установок, при этом не вредя другим игрокам. 

Все помнят недавнюю эмоциональную историю бело-рыжего кота Твикса, которого, как писали СМИ, проводница выбросила из поезда на тридцатиградусный мороз, в результате чего кот погиб. Если все так и было, то поступок проводницы не только чудовищен в плане человечности, показывающий отсутствие всякой эмпатии, но и абсолютно бессмысленный, с точки зрения принципа аксиологической полноты. Кот в вагоне оказался явно не случайно, и у него, очевидно, был хозяин, но даже если, представить такое — хозяин забыл о Твиксе и сошел с поезда, то высадить животное на мороз, наличие которого в вагоне никому не мешало, означало распространить свою ценностную установку за счет жизни другого, в нашем случае — кота. 

Аксиологическая полнота Твикса, при всей ее незначительности, два раза в день поесть и попить, оказалась для него фатальной, столкнувшись с ценностной установкой жестокой проводницы, посчитавшей, что и это для него слишком много. Она, вероятно, действовала по каким-то железнодорожным правилам, запрещавшим проезд кота без сопровождения. Однако среди миллионов следивших за этой историей в соцсетях, никто, кажется, не похвалил проводницу за соблюдение этих правил, но высмеял и обругал за бездушие. 

Людей возмутило несоответствие аксиологической полноты, ценностных установок — кота и проводницы, и несоразмерность власти-насилия, примененного к животному. Проще говоря, отсутствие милосердия. В конце интервью Путин, кажется, совсем не случайно, отметил разницу между западной, прагматической, моделью социального поведения и российской, «человекоцентричной», как он ее назвал. Справедливости ради надо сказать: если бы история с Твиксом произошла на Западе, в Германии или во Франции, и получила бы такую же огласку в медиа, то реакция людей, вне сомнений, была бы идентичной. Принцип аксиологической полноты, очевидно, носит не национальный, а антропологический характер.

Но, при внешней схожести западного и российского религиозного самоощущения, везде исповедуют христианство, российская социальная модель, по мысли Путина, больше ориентирована на внутренний мир. Западные рациональность и прагматизм, в которых нет ничего плохого, тем не менее не свойственны российскому сознанию. Насколько это утверждение верно — вопрос вполне для научных дискуссий, но если с этим согласиться, то неизбежно следует как минимум один важный вывод: фундаментальным элементом российской идеологии, ее аксиологической полнотой является милосердие. Эта категория не из политического или идеологического словаря, но ее смело можно в него включить, тем более сегодня. История с котом Твиксом нас научила, и сам Путин это подтвердил в своем интервью, что эффективная политика в России, как внутри страны, так и во внешнем мире (в зависимости от контекста), выстроится только тогда, когда милосердие станет ее отправной точкой. 

Речь, опять же, не идет о беспутной благости или политической наивности, которая была, например, свойственна Горбачеву, честно поверившему увещеваниям западных политических прагматиков. В данном случае милосердие следует понимать как манифестацию, практическое воплощение принципа аксиологической полноты, когда свобода и ценностные установки отдельного индивида, даже если они не полностью согласуются с установками общественными, что нередко происходит, могут быть реализованы в том случае, если они не несут никакого практического вреда социуму. 

При кажущемся абстрактном характере этого принципа, на самом деле все довольно просто и конкретно. Твикс ехал в вагоне поезда против правил, можно сказать, что он не имел права находиться в вагоне, но его присутствие никак не мешало движению поезда и вряд ли сильно досаждало пассажирам. Формально с ним можно было обойтись так, как это сделала проводница, но можно было решить проблему совершенно иначе: дать коту пищу и питье и, чтобы все правила были соблюдены, на ближайшей станции передать его в руки какому-нибудь волонтеру до выяснения обстоятельств происшествия. Прояви эта проводница милосердие, она бы только утвердила свою аксиологическую полноту. Ее власть, в том числе в ее собственных глазах, приобрела бы легитимность постольку, поскольку явилась бы причиной свободы (и жизни) другого.

Милосердие как идеология не означает всепрощение, слабость или следование некоему романтическому принципу, не имеющему под собой никаких реальных оснований, кроме мечты о всеобщем благе. Все наоборот: любая прочная система, сильное государство и т. п. складывается только там, где его аксиологические параметры, ценности любого рода (религиозные, культурные, политические...) становятся максимально всеобщими. Для этого, если мы говорим об отдельном государстве, и России прежде всего, где, как выясняется, прагматика — не самое главное, его политика в этом вопросе должна как раз строиться так, чтобы интерес к этим ценностям исходил не из ригидных правил поведения, а из интереса и возможности реализовать свою свободу и цели. В этом заключается глубинный принцип милосердия: сильный не управляет слабым исключительно ради увеличения своей власти, а делится этой силой с другим так, чтобы тот почувствовал себя сильнее. 

В этом плане милосердие как идеология и ценностная система, направленная в первую очередь на «внутренний рынок», и политика, о которой в интервью говорит Путин, могут вполне совпадать в своих целях: первое организует общество как носителей ценностных установок, которые этим обществом, большинством его членов, воспринимаются как свои, потому что делают их сильнее и ближе к реализации своих целей; вторая, политика, превращает государство в игрока, с которым невозможно разговаривать только с помощью силы, и рано или поздно другие игроки вынуждены его признать в качестве необходимого и, в случае с Россией, определяющего элемента мирового пейзажа.

Аркадий Недель, философ

* Деятельность «Международного общественного движения ЛГБТ» запрещена в Российской Федерации.

#АркадийНедель