Внутреннее развитие: как Россия завоюет свое место в мире

политологДмитрий Евстафьев

— Новый мир начинает прорезаться, потому что, если то, что произошло в Пекине, это не заявка на второй полюс силы, то я тогда не знаю, что тогда должно быть заявкой на второй полюс силы. Причем с совершенно с четким идеологическим окрасом. Да, наверное, на деле он будет не такой коммунистический, как нам его показывали. Но по крайней мере уже идеологическая окрашенность, претензия на то, что Китай будет работать на поле под названием «справедливость», они здесь четко сесть.

Параллельный процесс, показывающий, насколько коллективный Запад находится в сложном положении, — это статьи. Никто из крупняка в эту полемику через газеты ввязываться не хочет, поэтому вперед себя послали лимитрофов и хулиганов, которых не жалко. Их ровно также пошлют на любую военную провокацию. И это ситуация, когда Запад начинает понимать, что хост, конечно, виляет собакой, но виляет собакой слишком быстро. Эту собаку может разорвать.

Это действительно очень интересно. На Востоке мы имеем рождающийся полюс силы. Надо быть очень наивным человеком, чтобы не прочитать между строк то, что вчера говорил президент. Мы видим, как Европа действительно начинает превращаться не то, что в Европу разных скоростей, как они думали, а Европу разных векторов и цветов. Чем дальше, тем этого будет больше, потому что, если мы посмотрим на общий геополитический расклад, то они провозгласили «Альянс демократий» против авторитаризма. А как этот «Альянс демократий» будет разбираться в Китае в Восточной Азии без авторитарных государств? Например, без Вьетнама, без некоторых государств Юго-Восточной Азии, где с некоторыми демократиями исторически было напряженно. Как они будут в Европе пролагать эти линии? Они правда Венгрию исключат из ЕС? Ох, я посмотрю на это. И Польшу тоже исключат? Я бы хотел на это посмотреть, и я куплю сразу много попкорна, потому что это надолго. Как без Турции обходиться в Восточном Средиземноморье, да и в Южном, если разобраться? В этом смысле перед нашими европейскими соседями очень тяжелый выбор.

Я бы две вещи сказал касательно прямой линии Владимира Владимировича. Мне кажется то, что он там сказал, очень важно. Мы все время воспринимаем гибридные войны, как то, что на нас давит извне. А это не совсем так. Инструмент давления прежде всего привносится извне, но привносится внутрь. И самый главный инструмент давления — это разрыв единства государственного управления. Когда у нас создаётся ситуация слабовластия, которая потом перерастает в ситуацию двоевластия, собственно, как разваливали Союз, затем многовластие («парад суверенитетов»), а потом безвластие.

У нас очень многие в элите продолжают жить иллюзиями 90-ых, что нас кто-то будет завоевывать, что кто-то сюда свою временную администрацию направит, и их возьмут туда носильщиками патронов. Нет, этого не будет. Американцы абсолютно четко понимают, что они не смогут контролировать Евразию. У них ставка на хаотизацию. А хаотизация в Евразии, в частности в Центральной Азии, это ведь приглашение Китаю. Он будет вынужден туда вмешаться из-за соображений безопасности. Не потому, что «против нас», а из-за соображений безопасности.

Было бы крайне опасно в этой ситуации, особенно с учетом того, что геополитические хулиганы и маргиналы, вроде Польши и прибалтийский лимитроф, приобрели слишком большое влияние на западные институты, попытаются уйти в оборону. Это концентраторство: «Давайте уйдем отовсюду. Сконцентрируемся на внутренних делах». Именно так был потерян Советский Союз. С того момента, когда в середине 80-ых годов мы начали отовсюду уходить.

Концепт, из которого выросла концепция гибридной войны, это концепция конфликтов низкой интенсивности. Она предусматривала оборону на определенных участках, например в Сальвадоре, но она предусматривала и активное наступление в Никарагуа, Афганистане, Польше. Удары по нашим позициям там, чтобы растянуть наши усилия. И в тот момент, когда мы начали скукоживаться до размеров Советского Союза, мы сразу попали в очень уязвимое положение. В этом смысле нам нужно создать возможности безопасного для себя, но чувствительного для американцев и Запада давления на их интересы, не доводя до уровня обычной войны, но не исключая поддержки тех, которые выступают против американского доминирования.

Самое последние, о чем говорил президент. Главное, что дает в победу в гибридной войне — это разрушение принципа обратной связи между народом и властью. В тот момент, когда это разрушается, когда губернатор начинает чувствовать себя царьком, считайте, что они наполовину победили.

Источник