Бенигсен и другие
литературный критикВиктор Топоров
Есть такой писатель – Всеволод Бенигсен. Умеренно молодой. Умеренно успешный. Умеренно (на мой вкус) одаренный. И приключилась с ним нынче прелюбопытнейшая история. Точь-в-точь такая же, как с одним ученым-японистом, поведавшим о своих злоключениях в газетной статье пятнадцатилетней давности.
«А вот зачем нам Курилы? – подумал в начале перестройки малоизвестный тогда японист. – Не лучше ли отдать их Японии?» Подумал – и написал об этом статью, и прошла эта статья на ура. Прошла на ура и у нас (ну, такое было время; министр иностранных дел Козырев, если кто забыл), и, как это ни «удивительно», в Стране Восходящего Солнца. И начали нашего героя туда приглашать с хорошо оплачиваемыми лекциями, да и здесь, в России, всячески подсоблять. И очень ему это в общем и целом понравилось.
А потом наш герой внезапно передумал: нечего, написал он, японцам Курилы отдавать. Перетопчутся, мол, узкоглазые, - а что нам эти острова пока без надобности, так запас, знаете ли, карман не тянет... Самое же «удивительное» (о чем и поведал наш японист в попавшейся мне на глаза статье, причем сам-то он был удивлен, похоже, искренне) заключалось в том, что японцы его моментально разлюбили. И печатать перестали, и приглашать, и платить… Как же так, вознегодовал простец, я же не политикан, я ученый; я сменил одну научную точку зрения на другую, - почему же моя первая наука японцам понравилась, а вторая нет?
Вот и с Бенигсеном произошло примерно то же самое. Пока печатал он в либеральном «Знамени», а потом и отдельными книгами либеральные же гадости про русский народ, то глубоко и неискоренимо погрязший в невежестве (роман «ГенАцид»), то не умеющий организовать общинную жизнь иначе, чем на руссофашистский лад (роман «Раяд»), и в обоих случаях зловеще непримиримый к любым инородцам, - был молодой писатель всем и по-хорошему мил, и по-милу хорош; входил в лонг- и шортлисты премий, в обоймы юных (и не очень) дарований, регулярно получал хорошую прессу, и т.д., и т.п.
А как выпустил он «антинигилистический», по собственному утверждению, роман «ВИТЧ» (что расшифровывается как Вирусный Иммунодефицит Творческого Человека), так разонравился сразу всем. Разонравился, естественно, не как носитель определенной и глубоко враждебной доморощенным горе-либералам идеологии (ведь любой из них без колебаний отдаст жизнь за наше право словесно издеваться над ними), а исключительно как бездарный, в лучшем случае непоправимо серый, прозаик. Ну, и глупец, да. То был умным человеком, а теперь внезапно оказался глупцом.
Но ведь так оно чаще всего и бывает: пока пишешь то, что устраивает наше коллективное «я» в идеологическом отношении, есть у тебя и умище, и талантище, - а как пойдешь против нас, сразу превратишься и в идиота, и в бездарь (а еще в охранителя и черносотенца), - это уж такие мы критики, это уж такие мы публицисты; это уж такие на японский лад научные дискуссии мы ведем.
Роман «ВИТЧ» не лучше и не хуже предыдущих произведений Бенигсена. Я даже не уверен в том, что это роман принципиально другой. Он просто про другое. Свой умеренный и по преимуществу сатирический дар писатель употребляет здесь на разоблачение диссидентского мифа – даже не всего диссидентского мифа, а исключительно его колбасно-эмигрантского и горе-писательского извода. Типа того, что спасать Россию мы будем художественным словом, произносимым в мюнхенской пивной на американские деньги.
По меньшей мере, именно так это звучало тридцать лет назад. А уже десять лет спустя зазвучало совершенно по-другому: не будем спасать, а мы уже спасли Россию художественным словом, вовремя произнесенным в мюнхенской пивной на американские деньги. А потом наступил Атас или по-новому Пипец: пивную перевели из Мюнхена в Прагу, американские деньги урезали, а художественное слово – от нас и от наших уже подросших детей и внуков - никому и на фиг не нужно. Но мы, как говорится, еще успеем простудиться на ваших похоронах.
Дети и внуки колбасных эмигрантов с недореализованными творческими амбициями (как минимум, дети и внуки идейные) – вот они-то и возвели «знаменского» Бенигсена на пластилиновый пьедестал, вот они-то и низвергают его в свое потешное чистилище (писатель не проклят еще окончательно, а вдруг одумается?): не смей, бездарь ты этакая, посягать на диссиду! На святое! И вообще, почему никто не любит диссидентов – ни нынешних, ни тогдашних?
Ну, с тогдашними-то как раз всё ясно. «Метили в СССР, попали в Россию», - припечатал (в том числе и самого себя) Солженицын. Да и дрянь человечишки были (за редкими исключениями) - игроманы и шулера, игравшие и заигрывавшиеся и с КГБ, и с ЦРУ - и вдобавок сочинявшие чудовищные стихи и прозу.
Ну, а нынче никаких диссидентов и вовсе нет. Если нет реальной опасности (а ее ведь нет), то нет и диссидентства. А что есть? Есть регулярный, хотя и небольшой заработок на показном несогласии с «преступным режимом». То есть все та же колбаса за демонстрацию свободолюбия. Таким образом, на смену прежним диссидентам, они же впоследствии колбасные эмигранты, пришли теперь диссиденты колбасные.
И Всеволода Бенигсена, об этом как раз и написавшего, они разлюбили. Оказывается (внезапно оказывается), он очень плохой писатель. И очень глупый.
Виктор ТОПОРОВ
