Время угрюмое

Кончились праздники. Минувшее воскресенье должно было стать последним днём организованной Третьяковской галереей выставки работ Валентина Серова, посвященной стопятидесятилетию со дня рождения художника. Но не стало. 23 января Зельфира Трегулова, генеральный директор галереи, объявила, что окончательной датой закрытия станет 31 января. Выставка продолжает свою работу, правда, шесть картин, привезенных в Россию специально к юбилею, отправятся обратно во Францию, Данию, Армению и Белоруссию.

Это довольно смелое решение со стороны Третьяковки, и не только потому, что для администрации это означает исправление страховых документов, необходимость успокаивать реставраторов, общаться с Министерством культуры и делать ещё массу трудоемких и просто неприятных вещей. В первую очередь для галереи это ещё одна неделя под огнём информационной травли, с которой столкнулась выставка.

Строго говоря, критики обрушились на Валентина Александровича Серова (1865 – 1911) сразу же после открытия. Серова упрекали в оторванности от мировой истории искусства, в безыдейности, в пошлости, в потакательстве буржуазности, в том, что он недостаточно импрессионист, в том, что он недостаточно академик и прочая, прочая. Подобная оценка серовского творчества имеет все основания. Портреты руки Валентина Александровича – это портреты преимущественно аристократов, банкиров и промышленников, родственников и друзей, а также любовниц этих самых друзей, промышленников, банкиров и аристократов.

Существует мнение, что сам Серов рисовал не столько людей, сколько их класс. Действительно, достаточно мельком взглянуть на два его портрета князей Феликсов Юсуповых (на выставке висевших, кстати, рядом), чтобы понять разрыв между александровской и николаевской Россиями. Но если говорить о роли символа эпохи, то с большинством остальных мирискусников Серову не тягаться.

Жил Серов безбедно, очень вовремя умер, не успев высказаться по поводу русской революции и за это в СССР не только не клеймился, но был крепко вписан в школьную программу. Портрет Веры Мамонтовой, известный как «Девочка с персиками» может конкурировать по количеству пародий в сегодняшнем рунете с «Моной Лизой». Серов прочно укоренился в коллективном российском сознании как нечто приятное и поэтому защищать его творчество от критиков не то чтобы бессмысленно, но есть много людей, которые с успехом это делают уже сто лет.

После новогодних праздников шквал критики обрушился уже не только на покойного юбиляра, но и на его публику. Триггером послужили события, в ходе которых стоявшие на морозе в очереди возбужденные поклонники Серова едва ли не выломали двери в здание Третьяковки на Крымском Валу. Теперь уже их упрекали в зазомбированности, дурновкусии, поддержке реалистической нормативности и советской страсти стоять в очередях. То, что за время стояния на Крымском Валу посетители выставки съели триста килограмм гречки, привезенной мерзнущим людям МЧС, очков им в глазах критиков не прибавило.

Но очередь только знак дефицита. Характер очередей на выставку Серова выделяет их из числа обычных московских очередей на «посмотреть». Лучшие работы Серова можно увидеть в российских музеях круглогодично, это отличает их от культурных артефактов и реликвий, которые привозят в Россию и которые большую часть времени находятся в ограниченном доступе. Очередь на Серова была также стабильно-постоянной. Даже известное горожанам правило «16:00, в будний день», времени, когда без проблем можно попасть на любую выставку, соблюдалось не вполне – стоять бы все равно пришлось минут двадцать. Постоянный характер столпотворения перед входом в галерею отличал её и от «Православной Руси» в Манеже, другой популярной выставки прошлого года. В том случае очереди появлялись либо огромные, либо отсутствовали вовсе, что говорило скорее об искусственном характере дефицита.

О каком же дефиците речь идет сейчас? А сейчас среднестатистический гражданин России, говоря метафорически, блуждает по холодному темному лесу: экономику трясет, покупательная способность рубля пикирует, внешняя политика превратилась в поиск врагов, внутренняя – в их предъявление. И вот, где-то в глубине этого леса горит тёплым светом из школьного прошлого, когда первым уроком шла история или ИЗО в теплом и светлом классе, когда все было проще, огонёк художника Серова. Серова, которого никогда не нагружали идеологическим багажом, как передвижников или советский авангард. Серова, который вроде как достаточно необычен, чтобы не быть пошлым, но понятен. Тихого, уютного художника.

И кто осудит усталого обывателя, который идет на этот огонёк, а не от него, в сложном направлении? «Ну его, эту понятность, ведь тут есть замечательное современное болото. А это что? О, крокодил!» – такой модели поведения ждут от обывателя его критики, видимо. При этом фирменный снобизм мешает им отрефлексировать проблему: в ситуации кризиса люди ищут утешения в понятном. Момент, когда можно было исправить ошибки СССР и попытаться объяснить, что понятным может быть не только Серов, но и современное искусство, судя по всему, упущен, а вместе с ним упущена и аудитория. Причем аудитория значительная – выставка имеет все шансы стать самой посещаемой в современной российской истории.

Можно сколь угодно долго искать технические причины её популярности. Можно отметить полное отсутствие сопоставимых по значимости событий в постпраздничной Москве и винить в этом московское правительство. Можно отметить внедрение торговли электронными билетами со стороны Третьяковки и винить галерею в неумении использовать эту технологию. Можно даже обвинить во всех грехах телевизор, как всегда.

Но все это не отменяет того, что критикам, если уж они переходят от искусствоведческих к социальным и политическим оценкам происходящего, следовало бы пересмотреть свои собственные политические практики и задаться вопросом: «может, мы сами что-то делаем не так?».

Вадим Ветерков специально для «Актуальных комментариев»

Другие материалы автора

____________

Читайте также:

• Освободитель
• Управляя музыкой
  
• Париж все еще стоит мессы